Так хорошо в своей мягкой постельке! Неохота вставать даже. Вот так лежишь на мягкой перинке да под пуховым одеялком и балдеешь.
С кухни доносится аромат кофе и свежих булочек с корицей. М-м-м ...вкуснятина! Это мамка встала раньше всех, надела свой голубой передник и напекла булочек к завтраку. Она любит так делать по выходным. Вот сколько ел булочек: и у бабушки, и в пекарне, и у тетушки, а мамкины – самые вкусные! А кофе она сварила для папки. Конечно, он только откроет свои глаза, сядет на кровати, потянется, сунет ноги в тапки – и спешит на кухню за кофе. Там его встретит мамка, они обнимутся, пожелают друг другу « Доброе утро!», и улыбаясь, сядут на веранде пить свой утренний кофе. Только булочки они никогда не едят. Даже не понимаю их – пропускать мимо себя такую вкуснятину!
Так, надо вставать. А то от этих мыслей о булочках у меня в животике урчит. И уже неприлично громко.
Ногам прохладно на голом мраморном полу. Сегодня солнечный майский день, но ночи еще прохладные. Солнышко бодро пробивается через колыхающиеся на легком ветру белые занавески – окно раскрыто настежь. Сейчас я тихонько проберусь на кухню и стащу одну булочку. И незаметно поделюсь ею с нашей белоснежной пушистой болонкой.
Мамка запрещает давать выпечку нашей собаке, говорит, что от нее у животного пучит живот. Но я-то знаю, что болонка просто обожает булочки! И готова их уплетать вместе со мной бесконечно. Правда, спрятавшись под верандой.
Ой, какая горячая булка! Видно, мамка только-только их вытащила. Ну ничего: сейчас пойдем гулять на берег, я суну руку в воду морскую, и она быстро заживет после горячей булочки. Вроде, и не обжёгся. Но ладонь саднит неприятно.
Мамка и папка смеются над чем-то на веранде. Они уже выпили свой кофе, и теперь что-то друг другу рассказывают, наверно, очень смешное. Сейчас они заметят меня и начнут суетиться: где твои тапочки, сынок? Ножки не замерзли, сынок? Малыш, кушать садись… Это так мило с их стороны – сразу видно, любят они меня. Очень. У мамки даже глаза сиять начинают каким-то необычным светом, когда она на меня смотрит. А папка начинает улыбаться во весь свой большой рот так, что вокруг глаз морщинки покрывают все, словно паутинка.
Ну вот. Меня папка схватил на руки и принес за стол на кухне. Мамка прикрыла дверь на веранду, чтоб не дуло. Передо мной стоит тарелка с булочкой и парой клубничин, размером с мой кулак. А в кружке рядом - парное молоко. Ну, или кипяченое, что скорее всего. После такого молока у меня над верхней губой остаются усики. Так смешно!
Все. Завтрак окончен. Мое пузо набито до отказа. Иду одеваться, и всей семьей традиционно пойдем гулять по морскому берегу. Мы каждый год приезжаем жить у моря с апреля по ноябрь. Потому что полезно. Потому что этого требуют мои легкие. Слаб я на легкие. Вот из-за них ни бегать толком не могу, ни плавать, ни на велике покататься. Зато могу спокойно прогуливаться по песчаному морскому берегу и мочить ножки в соленой воде. Вода здесь в море круглый год прохладная: ни холодная, ни теплая. Но мне разрешают ходить по кромке воды.
Солнышко уже встало довольно высоко: греет почти по-летнему. Становится жарко. Надену-ка я свои любимые вельветовые шортики на подтяжках да белую хлопковую рубашечку, закатаю рукава, чтоб руки проветрить. Вот и гольфики с кожаными ботиночками – красавец! Отражение в зеркале говорит об этом прямо – красавец. Вон и кудряшки вьются белокурые, и глазищи голубые огромные. Бабушка говорит, что я гроза местных девчонок. Ну, а какой же я гроза! Я люблю девчонок в их цветных коротких платьицах с косичками и бантиками. Они добрые. Улыбаются мне.
Так, не забыть бы свой деревянный пистолетик, вырезанный еще прошлым летом папкой.
Все, иду. Гусар прям!
На побережье никого. Шум прибоя монотонен и уже скучен. Мама и папа идут, держась за руки впереди меня, я плетусь за ними, пиная носком тяжелых кожаных ботинок песок. Почему у меня такие тяжелые ботинки? А, кажется, я понял! У меня же ножки разные: одна немного длинней другой. Поэтому и подошва у ботинок такая толстая и тяжелая.
Специально, чтоб выровнять походку.
Опять родители затеяли играть в салочки. Ну прям как дети, ей Богу! Мамка так заливисто смеется, убегая от папки. Да и он не уступает – тоже закатывается.
Ой, а что это такое там виднеется? Вон там – в воде? Через чистейшую толщу воды виднеется ракушка! Да такая большая! Настоящая! Морская! Как в книжках рисуют: огромная завитуха. Ой, как интересно: а из нее слышно шум моря?
Позвать папку что ли? А, ну их. Пускай резвятся. Им и так со мной хлопот много. Достану сам! Что, я маленький что ли? В самом деле – делов-то: сейчас шагну пару раз и схвачу раковину.
Ой, а ракушка-то не так и близко, как кажется. Она как будто ускользает от меня все дальше и дальше. Вот уже я и по пояс в воде. Нагибаюсь, а руки так и не могут достать. Вот мамка заругается, что весь вымок! Будет бояться, что заболею и умру.
Сейчас посильней нагнусь - точно схвачу…
Схватил! Ура! Но что это? Все вокруг стало каким-то оглушительно тихим.. и мамкин смех как будто далеко-далеко…не пойму никак…и солнце стало какое-то тусклое…но все равно красивое – лучистое…я как будто лечу…Однако меня крутит и вертит в полете, да еще и ноги стали очень тяжелыми, как будто гири на них папкины подвесили…
Не могу вздохнуть. Но и раньше бывало, что не получалось сделать вздох…Поэтому мне не страшно… Просто не пойму никак: где это я?
Ракушка…надо крепко-крепко прижать к себе ракушку…изо всех сил….Мне надо отдать ее мамке…Мамке она нужна…
Прижал уже так сильно к себе, что чувствую ее ребристые края у своего сердца…держу ее…
Солнце все тусклее …Мамкин смех не слышу…
Истошный женский вопль…Вопль ужаса…
Заснул…
Во Благо Души,
Анхель Майн Ольга
